Сай ФРУМКИН: ЗА ЧТО? ГЕРОЙ НАШЕГО СЕДЕРА [WIN]

Сай ФРУМКИН: ЗА ЧТО?
ГЕРОЙ НАШЕГО СЕДЕРА [WIN]

ГЕРОЙ НАШЕГО СЕДЕРА

Майкл Шербурн (справа) с автором

Я не помню, когда Майкл был у нас в Лос-Анджелесе. 15 лет тому назад? 20? Но я хорошо помню, как я возил его по нашему городу и как он вдруг сказал: «Ты не можешь на минутку остановиться? Я хотел бы сделать фотографию».

Я был озадачен: «А чего тут фотографировать? Я не вижу никаких достопримечательностей». Майкл засмеялся. «Я хочу заснять табличку с названием улицы. Они назвали улицу моим именем».

Конечно же, он был прав. Приглядевшись, я увидел: «Sherbourne Drive». Но кто бы ни дал этой улице такое название, наверняка никогда не слышал о Майкле Шербурне. А жаль. Он заслуживает, чтобы его именем были названы многие улицы во многих городах.

А чуть позже в этот же день он рассказал мне, как его удостоили еще одной чести: «Я, вероятно, единственный еврей, который был возведён коммунистической газетой в …британские лорды», — сказал он. В 1970-х годах «Правда», главная советская газета, поместила длинную передовую статью, в которой говорилось о «сионистском провокаторе и типичном представителе гнилого британского правящего класса лорде Шербурне». Майкл никогда не просил «Правду» напечатать поправку.

А история его громкого имени такова. Отец Майкла бежал из царистской России в Англию, устроился моряком на британском торговом судне. В 1914 году, когда между Англией и Германией началась война, другие моряки стали над ним издеваться, думая, что он — немец, поскольку фамилия у него была что-то вроде Гинзбург или Фридман. Когда корабль вернулся, отец Майкла заказал толстенную книгу — перечень всех титулованных имен и фамилий Великобритании. Там-то он и обнаружил понравившуюся ему фамилию и переменил свою еврейскую на стопроцентно британскую — Шербурн.

В 1930-х годах Майкл и его жена уехали в кибуц в Палестину, бывшую тогда британским протекторатом. Когда началась война, он пошел во флот, а после войны стал преподавателем французского и металловедения в лондонской средней школе. Именно в те годы он заключил пари, которое изменило всю его последующую жизнь. Один из его коллег глумился над французским языком, говоря, что там и учить нечего, очень уж он простой. «Вот русский — это язык очень сложный. Держу пари, что русский вам не одолеть», — подначивал он Майкла.

Майкл рассказал мне эту историю с улыбкой: «Это было гораздо труднее, чем я ожидал. Мне было уже за 40, и я даже бросал несколько раз. Но, в конечном счете, одержал победу и над собой, и над русским языком».

Да, он действительно победил, и победил с честью. Когда я в последний раз встречался с ним в Лондоне в 1999 году, он совершенно свободно общался на русском языке с моей женой, бывшей москвичкой. Она спросила Майкла, любит ли он русскую литературу и читал ли Пушкина. «Я очень люблю Пушкина», — ответил Майкл. «Его поэзия подобна музыке. Только послушайте…» И затем он начал читать наизусть всего «Евгения Онегина», от первой главы до последней, без единой запинки.

В 1960-х и 70-х годах, когда на Западе возникло движение за освобождение советских евреев, Майкл Шербурн стал одним из самых заметных активистов на Западе, помогавших отказникам и диссидентам в СССР. Он говорил по телефону с сотнями, возможно тысячами советских евреев, которые до этого не знали, слышны ли их голоса на Западе. Майкл знал номера телефонов и имена почти всех советских активистов, прошедших через гонения, аресты, предвзятые суды и несправедливые приговоры властей. Власти никак не могли понять, зачем эта жалкая горстка евреев встала на борьбу с советской супердержавой. Майкл осуществлял постоянную связь с этими борцами, всячески поддерживал их и словом, и делом. Информация, которую он собрал, помогла нам выиграть нашу битву за выезд советских евреев на Запад.

Когда Майкл звонил в Союз, он представлялся разными именами, но власти знали, что это был он. Телефонистка в Москве как-то, смеясь, сказала, когда он представился советским инженером из Днепропетровска: «Мы знаем, кто вы, вы — господин Шербурн».

Несколько месяцев тому назад Майкл позвонил мне и сказал, что приезжает на пасху к своей внучке в Вашингтон.

«Почему бы вам не приехать в Лос-Анджелес и не провести вместе с нами седер на русском языке?», — спросил я его. Майкл переспросил: «Седер на русском языке?»

Я объяснил, что в Лос-Анджелесе вот уже 10 лет русскоязычная община очень торжественно празднует еврейскую пасху. Началось это как совместный проект Бюро еврейского образования, Южнокалифорнийского совета в защиту советских евреев и Ассоциации еврейских иммигрантов из бывшего СССР. Мы перевели на русский язык Агаду, пригласили кантора с международной известностью, нашу звезду Светлану Портнянскую, а меня попросили вести седер. Первый год мы собрали на седер приблизительно 150 человек. Это были, в основном, пожилые люди со смутными воспоминаниями о праздновании еврейской пасхи. Год за годом народу прибавлялось, стали приходить и более молодые люди, и дети. Последние три года мы должны были устраивать и первый, и второй седер, потому что желающих стало так много (более 600 человек), что разместить их всех в один вечер просто невозможно. В этом году мы впервые проводим оба седера (16 и 17 апреля) в очень красивой синагоге «Темпл Эммануэль» в Беверли Хиллз.

…Майкл замолк и довольно надолго. А потом сказал: «Седер на русском языке? Да, я бы хотел там быть».

Итак, 17 апреля Майкл Шербурн имел возможность увидеть плоды борьбы, которой он и его соратники отдали столько сил, времени и души.

Я бы очень хотел добавить имя «Майкл» к названию «Sherbourne Drive», чтобы эта улица действительно была названа его именем. Он этого заслуживает. И не надо ему быть настоящим лордом: он и так один из самых благородных людей, которых я когда-либо знал.